Прошло десять лет с момента публичного зачтения папской буллы о запрете смертной казни, пыток и много еще какого сатанистского безобразия… Европа изменилась до неузнаваемости. Костры погасли в первые же три месяца после публичного зачтения папской буллы (сколько-то времени ушло на то, чтобы оповестить все «местные власти», сколько-то, чтобы силой подавить сопротивление параноиков и маниакальных садистов – что в сутанах, что в костюмах вельмож).

Пытки и истязания прекратились примерно в те же сроки (хотя на полное их искоренение ушло все же больше времени – пытки в застенках скрыть от ока инквизиции и тайной папской полиции было гораздо легче, чем публичные сожжения). Содержание заключенных в тюрьмах стало гуманным в рекордно короткие сроки – так как исполнение этой части буллы было проверить легче всего, а ни у кого из духовных и местных властей желания ссориться с инквизицией и получать бессрочное заключение желания не было – они слишком хорошо знали, в каких условиях это заключение отбывается.

После введения жесткого наказания за ложные доносы и отмены права наследования конфискованного имущества, а также запрета пыток и «испытаний иглой» для выявления ведьм, количество открытых расследований против еретиков, ведьм и колдунов упало вдесятеро. Виновными в колдовстве признавались считанные единицы (в цивилизованном обществе такие люди, скорее всего, признавались бы психически больными и помещались бы в клиники на принудительное и квалифицированное лечение). В соответствии с буллой, их отправляли в монастыри, где монахи по мере сил и возможностей пытались изгонять из них демонов (чаще всего, успешно).

Упорствующие в ереси по истечении шести месяцев (предельный срок, установленный папским декретом для возвращения еретика в лоно истинной веры) автоматически приговаривались к бессрочному (именно бессрочному, а не пожизненному, так как бессрочное заключение подразумевало возможность освобождения в любой момент по решению епископа).

После чего их по-тихому перевозили в специально построенную комфортабельную тюрьму в Риме (по стандартам того времени, впрочем, это был скорее санаторий, чем тюрьма), где к общению с ними приступали сотрудники Комиссии по совершенствованию и развитию вероучения.

Это любимое детище Вейермейера, которое возглавил срочно получивший сан и возведенный в ранг кардинала Лючио дель Пьеро – один из самых опытных оперативников Ордена – рассматривала каждую ересь не как врага, а как возможность совершенствовать и развивать учение Святой Церкви. И всячески стремилась договориться и под благовидным предлогом освободить еретика, взяв с него клятвенное обещание «вести себя тихо». По большей части, этого удавалось добиться – при этом редкий еретик проводил в комфортабельном заточении более трех лет – и без последующих эксцессов.

Если еретик отказывался сотрудничать (законченных психов и фанатиков и в те времена хватало), его или ее просто оставляли в покое (т.е., в той же тюрьме), надежно изолировав от остальных. Впрочем, новая доктрина церкви оказалась столь привлекательной для людей, измученных столетиями духовного террора и жаждущих человечности и истинной любви, что откровенные ереси (т.е., учения, противоречившие духу и букве новой буллы, прозванной Вейермейером «великой буллой Реформации») как-то не получали широкой поддержки в народе.

Практически немедленно после объявления буллы и своего назначения па пост главы тайной папской полиции, Жоффруа де Мориньи создал Комиссию по расследованию сатанинской деятельности и оправданию невинно осужденных. Сотрудники Комиссии, набранные в основном из выпускников – семинаристов, не успевших впитать в себя тошнотворный дух инквизиционных и церковных трибуналов, провели колоссальную работу, в результате которой огромное количество епископов, инквизиторов и представителей светских властей были осуждены как слуги Сатаны за преступления, совершенные против невинных жертв «охоты за ведьмами» и преследования еретиков.

Но новые костры не запылали – не для этого затевалась Реформация. Папским проектам требовалась дармовая рабочая сила – и в немалых количествах – поэтому закованные в кандалы во время работы (на ночь кандалы, естественно, снимались – в полном соответствии с папской буллой) высокопоставленные преступники получили бессрочную каторгу и попали «на работы» - ко в каменоломни, кто – на «стройки гуманизма» (как в шутку про себя их называл Вейермейер), а кто – и на совсем интересные проекты – установку памятников жертвам христианского террора.

Установку памятников в каждом крупном городе «пробил» Вейермейер-Леман. Впрочем, папа, которого даже спустя десять лет мучили кошмары, которые начались после той страшной ночи, когда при Оливере - тогда еще отце Оливере – зверски истязали Агнесс, особенно не сопротивлялся.

Агнесс до сих пор приходила к нему по ночам, исполосованная розгами, с залитыми слезами лицом и протягивала к нему изувеченные руки, спрашивая «Ну почему ты на это спокойно смотрел? Почему ты меня не защитил? Ведь мне было так больно..». Оливер просыпался в холодном поту, судорожно глотая воздух и в испуге таращась то на потолок, то на стены, ожидая увидеть призрак. Кошмары прекратились только после того, как в последнем крупном городе Европы на главной площади появился памятник жертвам Демона Христианства.

Каждый памятник представлял собой две маленькие часовни – совершено одинаковые (одна – в память о безвинно убиенных, другая – тем, кто или выжил или погиб как герой). Рядом с каждой часовней – коленопреклоненный ангел с голубем в сложенных в молитвенном жесте ладонях, голубем, символизирующим души безвинных страдальцев и страдалиц.

Деньги на памятники нашлись легко – их просто взяли из имущества, конфискованного у арестованных и осужденных инквизиционным трибуналом судей и палачей. Оставшиеся деньги пошли на компенсацию выжившим жертвам террора или родственникам невинно убиенных страшным Молохом христианской церкви.

Невинные жертвы были полностью и публично оправданы, с них были сняты все обвинения, папа издал специальный декрет, в котором приносил публичные извинения и смиренно просил о прощении за страшные грехи, совершенные Церковью в совсем недавнем прошлом.

Войны практически прекратились после того, как папа издал следующую буллу, резко осудившую войны как массовые жертвоприношения Сатане (чем войны, собственно, и являются) и требовавшую до объявления или фактического начала военных действий продолжительных и честных попыток решить проблемы мирным путем – опять же под страхом отлучения от церкви и предания суду инквизиции.

Требования эти, хотя не имели той строгой обязательности, как предыдущая булла (Вейермейер был реалистом и прекрасно понимал, что потребовать вообще прекратить войны – это было бы уж слишком), но наличие этой буллы, плюс быстро созданная совместными усилиями Ордена, графа Эмдена и Великого Магистра Тамплиеров комиссия по предотвращению войн, плюс наличие высокоэффективной и мобильной армии тамплиеров-Эмдена, способной быстро усмирить любого драчуна свело серьезные военные конфликты практически на нет.

Не дремала и тайная полиция, которая быстро научилась предвидеть конфликты – и собственными средствами (в основном, своевременным началом публичного расследования Святой Инквизицией) создавать достаточно проблем желающему повоевать, чтобы убедить его отказаться от сей зловредной идеи или, по крайней мере, отложить ее на неопределенный срок.

Марта Гвиллер прошла краткую подготовку в университете Ордена и через два года вернулась в родной город, где довольно быстро была избрана бургомистром (впрочем, не без некоторого давления со стороны Святого Престола). Через неделю после ее торжественного вступления в должность состоялась ее свадьба с Альберто Виалли, который в свое время сыграл не последнюю роль в ее спасении.

Генриетта Пфафф прошла полный курс обучения в университете Ордена, затем – стажировку в одном из спецподразделений, после чего поступила на работу в тайную полицию – под начало Жоффруа де Мориньи, где довольно быстро сделала головокружительную карьеру.

Агнесс долго лечилась в госпитале Ордена от физических и психических травм, вызванных пытками в застенках церковного трибунала и параллельно училась в университете. Спустя три года она нашла в себе силы вернуться в Европу, но только в Рим (свой родной город она так больше никогда и не увидела). Ее красота, образованность и ум покорили сердце графа Эмдена и в скором времени Агнесс стала графиней Эмден, а еще через год – счастливой матерью маленькой дочки.

Анна Холленкоттер, как и Марта, закончила краткий курс университетской подготовки в университете Ордена, полностью залечила свою рану и переехала в Рим, где возглавила тайную комиссию по проблемам женщины, созданную Папой для приведения в порядок той части вероучения, которая касалась природы и роли женщины. Кошмар охоты за ведьмами еще был свеж в памяти и ни у кого не было желания увидеть его повторение, а для этого было нужно очень серьезно поправить вероучение.

Правда, комиссии было две – одна состояла целиком из священников, назначенных папой, другая – целиком из женщин. Работали они, как правило, вместе, дело двигалось, но очень медленно – антисексуальные и женоненавистнические элементы в христианской доктрине (да и во всем средневековом обществе) были очень и очень сильны и продвигаться вперед приходилось с максимальной осторожностью.

Гораздо успешнее продвигались ее дела на личном фронте. Когда они с Вейермейером встретились после долгой разлуки, старая любовь вспыхнула с новой силой и Вейермейер сдался. Они поженились в папском соборе, причем мужем и женой их объявил лично Папа Римский, Его Святейшество Оливер I. Через девять месяцев Анна родила Вейермейеру здорового мальчика, причем не испытывала никаких неудобств, кормя младенца грудью, в свое время пронзенной арбалетной стрелой.

Высокопрофессиональный финансист Жак дю Плесси пришел в ужас, когда увидел размеры беспредела, творившегося в папских финансах. Его усилиями был введен жесткий контроль за расходами епископатов (особенно за личными расходами епископов), изысканы новые источники доходов и в считанные годы Святой Престол превратился во вполне финансово преуспевающее предприятие.

Устранение войн, прекращение истерии охоты за ведьмами и еретиками, наведение порядка в папских финансах, укрепление профессиональной армии, резкий рост авторитета Церкви значительно укрепили положение католической Европы по отношению к своим главным соперникам – мусульманам и православным.

Но генерального наступления на мусульман не последовало. Специальная секретная комиссия приступила к выработке тайного договора о примирении между христианской и мусульманской религиями. На этом настоял Вейермейер, убедивший папу в необходимости сохранения конкуренции между конфессиями и опасности духовного монополизма.

Подобное же решение – только совершенно иное по форме и сильно отличающееся по содержанию - готовилось и в отношении последователей иудейской религии. Вейермейер был убежден в том, что все три великие религии имели достаточно много общего, чтобы не воевать друг с другом до окончательного истребления одной из противоборствующих сторон (вопреки мнению некоторых «горячих голов» с той и другой стороны).

С православием ситуация была почти такой же. Орден имел своих информаторов и оперативников и в мире православия, поэтому Вейермейер четко знал, что с точки зрения уровня сатанизма православие абсолютно ничем не отличалось от католичества – и пытали так же, и жгли с успехом (пусть даже и в меньших масштабах) и в тюрьмах гноили (в буквальном смысле слова).

Поэтому православию нужна была своя Реформация, но Вейермейер был категорически против попыток обращения Руси в католичество. Что-то подсказывало ему, что иноземное нашествие ни к чему хорошему не приведет и никаких целей не добьется. Поэтому он настоял на том, что Реформация в России – это проект Ордена, а не Рима. И Орден активно к ней готовился – теперь, когда Миссия в отношении католической Европы была практически завершена, высвобождались силы и средства для столь же масштабного проекта в мире православия.

Орден Хранителей Добра так и остался тайной организацией. Хотя члены «Союза четырех» и знали о его существовании, но по их взаимному молчаливому согласию, название Ордена так и осталось тайной. Как и резиденция, как и источники финансирования.

Впрочем, Орден готовил еще одну Миссию для Европы. Реформы Святого Престола вызвали бурный рост науки, культуры, экономики, техники, образования. Начали появляться зачатки гражданского общества и идеологии гуманизма. Придет время – и человек перестанет нуждаться в посреднике между собой и Всевышним (хотя, положа руку на сердце, он никогда в таком посреднике собственно и не нуждался).  И бескровная гуманистическая революция отправит христианскую церковь – пусть сколь угодно «хорошую» - на свалку истории. Пусть на это потребуются десятилетия, пусть даже столетия. Ничего страшного – Орден Хранителей Добра умел ждать.

Стоял теплый июньский вечер 1265 года от Рождества Христова. Вейермейер и Оливер вышли на балкон новой, только что построенной папской резиденции.

«Да, прошло десять лет» - задумчиво произнес Оливер. «Всего десять лет. И уже десять лет. И каких лет!»

«Теперь вы можете убедиться, что я был прав» - с улыбкой сказал Вейермейер. «Все вышло в точном соответствии с планом.»

«С вашим планом» - уточнил Оливер

«С планом Всевышнего» - в свою очередь, уточнил Вейермейер.

«Вы по-прежнему с Ним общаетесь» - как-то нехотя спросил Оливер, прекрасно зная ответ.

«Да» - честно признался Вейермейер.

«И что Он вам говорит, позвольте полюбопытствовать?»

«Благодарит за хорошую работу» - рассмеялся Вейермейер

«И меня тоже?» - с надеждой и любопытством спросил Оливер

«Ну нет, это вы сами у него должны спросить» - мягко, но настойчиво сказал Вейермейер.

«Послушайте, Вейермейер,» - завелся Оливер. «Ну теперь-то вы можете сказать, как вас зовут на самом деле? Как ваше настоящее имя, которое вам дали при рождении?».

«Вейермейер. Вильгельм Вейермейер» - улыбнулся Вейермейер. Он же Иоганн Леман. Он же Александр Лэш.

---